Неточные совпадения
— Вообще весьма неопределенные права
пассажиров на выбор
места, — сказал Алексей Александрович, обтирая платком концы своих пальцев.
Шлюпки не пристают здесь, а выскакивают с бурунами на берег, в кучу мелкого щебня. Гребцы, засучив панталоны, идут в воду и тащат шлюпку до сухого
места, а потом вынимают и
пассажиров. Мы почти бегом бросились на берег по площади, к ряду домов и к бульвару, который упирается в море.
Впереди, перед первым классом, стояла только небольшая толпа народа, всё еще смотревшая на тот вагон, в который внесли княгиню Корчагину. Остальной народ был уже весь по
местам. Запоздавшие
пассажиры, торопясь, стучали по доскам платформы, кондуктора захлопывали дверцы и приглашали едущих садиться, а провожающих выходить.
Устройство ее как будто говорило
пассажиру: «Беги сих
мест! лезь на кручу, нанимай лошадей и поезжай на все четыре стороны».
На судне все разделяли это мнение, и один из
пассажиров, человек склонный к философским обобщениям и политической шутливости, заметил, что он никак не может понять: для чего это неудобных в Петербурге людей принято отправлять куда-нибудь в более или менее отдаленные
места, от чего, конечно, происходит убыток казне на их провоз, тогда как тут же, вблизи столицы, есть на Ладожском берегу такое превосходное
место, как Корела, где любое вольномыслие и свободомыслие не могут устоять перед апатиею населения и ужасною скукою гнетущей, скупой природы.
Даже два старца (с претензией на государственность), ехавшие вместе с нами, — и те не интересовались своим отечеством, но считали его лишь
местом для получения присвоенных по штатам окладов. По-видимому, они ничего не ждали, ни на что не роптали, и даже ничего не мыслили, но в государственном безмолвии сидели друг против друга, спесиво хлопая глазами на прочих
пассажиров и как бы говоря: мы на счет казны нагуливать животы едем!
Русские кондукторы знают это и снисходят, а заграничные кондукторы не понимают, и только покрикивают: en voitures, les voyageurs, en voitures! [
пассажиры, займите свои
места, займите свои
места!]
Объяснение это было прервано появлением новых
пассажиров: толстого помещика с толстой женой, которые, как нарочно, стали занимать пустые около них
места.
Кто-то из
пассажиров сидел рядом с Еленой и по книжке путеводителя рассказывал, нарочно громко, чтобы его слышали кругом, о тех
местах, которые шли навстречу пароходу, и она без всякого участия, подавленная кошмарным ужасом вчерашнего, чувствуя себя с ног до головы точно вывалянной в вонючей грязи, со скукою глядела, как развертывались перед нею прекрасные
места Крымского полуострова.
На
место Максима взяли с берега вятского солдатика, костлявого, с маленькой головкой и рыжими глазами. Помощник повара тотчас послал его резать кур: солдатик зарезал пару, а остальных распустил по палубе;
пассажиры начали ловить их, — три курицы перелетели за борт. Тогда солдатик сел на дрова около кухни и горько заплакал.
Я тоже чувствовал — не
место. Сергей относился ко мне отвратительно; я несколько раз замечал, что он таскает у меня со стола чайные приборы и подает их
пассажирам потихоньку от буфетчика. Я знал, что это считается воровством, — Смурый не однажды предупреждал меня...
Среди экипажей, родственников, носильщиков, негров, китайцев,
пассажиров, комиссионеров и попрошаек, гор багажа и треска колес я увидел акт величайшей неторопливости, верности себе до последней мелочи, спокойствие — принимая во внимание обстоятельства — почти развратное, так неподражаемо, безупречно и картинно произошло сошествие по трапу неизвестной молодой девушки, по-видимому небогатой, но, казалось, одаренной тайнами подчинять себе
место, людей и вещи.
— Ах, боже мой, боже мой! — заговорил он тонким, певучим голосом, задыхаясь, суетясь и своими телодвижениями мешая
пассажирам вылезти из брички. — И такой сегодня для меня счастливый день! Ах, да что же я таперичка должен делать! Иван Иваныч! Отец Христофор! Какой же хорошенький паничок сидит на козлах, накажи меня бог! Ах, боже ж мой, да что же я стою на одном
месте и не зову гостей в горницу? Пожалуйте, пoкорнейше прошу… милости просим! Давайте мне все ваши вещи… Ах, боже мой!
На палубе
пассажиры разместились с чашками кофе по группам, и все вели оживленные разговоры. Николай Фермор пил свой кофе, сидя в сообществе нескольких человек, и когда его чашка была уже им допита, он поставил ее на рубку, а сам встал с
места и отошел к борту, и затем сию же минуту наступил ногою на перекладину и, перекинувшись через перила, бросился в воду на глазах всех
пассажиров…
Пассажиры толпились на правом борту, у перил, лицом к берегу. Называли вслух
места и фамилии владельцев. На середине палубы, около люка, двое музыкантов — скрипка и арфа — играли вальс, и избитый, пошлый мотив звучал необыкновенно красиво и бодро в морском воздухе.
Там же стояли капитан и старший штурманский офицер. Остальные офицеры стояли по своим
местам у мачт, которыми заведывали. Только доктор, батюшка, оба механика и единственный «вольный», то есть штатский, мистер Кенеди, стояли себе «
пассажирами» на шканцах.
Все
пассажиры первого класса были на своих
местах за двумя столами, и оживленные разговоры, шутки, смех и остроты не прекращались, особенно среди французов, составлявших большинство.
Новых
пассажиров всего только двое было: тучный купчина с масленым смуглым лицом, в суконном тоже замасленном сюртуке и с подобным горе животом. Вошел он на палубу, сел на скамейку и ни с
места. Сначала молчал, потом вполголоса стал молитву творить. Икота одолевала купчину.
Когда имущество было уложено и все
пассажиры сели на свои
места, лодки отчалили от берега.
В третьем классе очень людно — там
пассажиры вплотную лежат на нарах и не встают, чтобы не потерять
место, добытое с такими усилиями при посадке.
Мы заняли их
места в лодках, и четвероногие
пассажиры должны были теперь бежать по берегу и часто переплывать протоки.
Мешая русские слова с немецкими, он высказывал свои опасения за судьбу оставшейся на станции своей сопутницы, но его никто не понимал и в ответ на все его моления, жалобы и порывы вскочить немецкий кондуктор, с длинным лицом, похожим на гороховую колбасу, присаживал его мощною рукой на
место и приговаривал: «Seien Sie ruhig», [Успокойтесь (нем.).] и затем продолжал вести вполголоса беседу с теми из
пассажиров, которые проснулись и любопытно наблюдали эту сцену.
Вагон грузно грохотал. Поезд останавливался на каждой станции, свистел, дымил, выпускал и принимал
пассажиров. Теркин сидел в своем углу, и ничто не развлекало его. К ним в отделение влезла полная, с усиками, барыня, нарядная, шумная, начала пространно жаловаться на начальника станции, всем показывала свой билет первого класса, с которым насилу добилась
места во втором.
Взгляд его упал на группу
пассажиров, вправо от того
места, где он ходил, и сейчас в голове его, точно по чьему приказу, выскочил вопрос...
В углу сидел Теркин и смотрел в окно. Глаза его уходили куда-то, не останавливались на толпе. И на остальных
пассажиров тесноватого отделения второго класса он не оглядывался. Все
места были заняты. Раздавались жалобы на беспорядок, на то, что не хватило вагонов и больше десяти минут после второго звонка поезд не двигается.
Преимущество отдавалось военным, — придет сейчас комендант, очистит вагоны и по списку поместит военных, а оставшиеся
места предоставит частным
пассажирам.
Кондуктора то и дело просят расчистить
место для публики,
пассажиры сердятся, она с ними в пререкания вступает…
По щегольской отделке ее, особенно заметной в золотых обводках с узорами около огромных рам в виде несомкнутой цифры восемь, в золотых шишках, украшающих углы империала [Империал (фр.) — верх дорожной кареты с
местами для
пассажиров.], в колонцах по двум передним углам кузова и розовом венке в голубом поле, изображающем на дверцах герб ее обладателя, можно было судить, что она принадлежала зажиточному барону.
Ночевали у Коневца. Митрополит и более высокие из лиц его свиты почивали в помещениях монастыря (тогда еще очень не обширных), а все прочие ночевали где пришлось на своих судах.
Пассажиры частного парохода все остались на судне, которому, вдобавок, и вполне удобного
места для стоянки не было, так как у пристани стали военные пароходы под митрополичьим флагом.